Ты немного мертва – это факт, занесенный в тетради.
Замолчал телефон, и никто не поставит свечи.
Мы уходим на цыпочках, без сожаления глядя,
как над нами, со знанием дела, пьют водку врачи.
«Камасутра» открыта на миссии невыполнимой,
нет на лицах морщин, на висках не найти седины.
А внизу кто-то вертит по кругу холмы и долины
этой длинной, как время, широкой, как небо, страны.
Кто мог знать, что готовы кресты, и оборваны нити?
Что на улице стукнет один на сто лет гололед?
Где-то в пробке напрасно сигналит твой ангел-хранитель –
он с тобой натерпелся, так пусть же теперь отдохнет.
Словно шпаги над трусами, чётные сломаны розы.
Но когда мы вернемся, а наши враги будут в хлам,
мое имя дадут кораблям, кабакам и колхозам,
а твоим назовут, несомненно, какой-нибудь храм.
Чемпионы любви, мы с тобой очутились в финале,
чтобы вдруг, на последнем ходу этой древней игры,
друг о друга стереться, как две небольшие детали
той машины, которая передвигает миры.
Ерунда, что теперь на часах навсегда полвосьмого.
Что весной обнулит наши легкие файлы собес.
Только дети и псы знают как, не промолвив и слова,
докричаться до самых двуспальных на свете небес.
Там привратник скучает и ждет у незапертой двери.
А за дверью тепло и светло, так, что больно глазам.
Прилетим и забьем, там такое растет – не поверишь.
По сравнению с этим все здешнее – киндербальзам.
Ты немного мертва – это факт, занесенный в тетради.
Замолчал телефон, и никто не поставит свечи.
Мы уходим на цыпочках, без сожаления глядя
как над нами, со знанием дела, пьют водку врачи...